Это книга о самой крупной радиационной катастрофе в истории нашей планеты. Её обозначают словом «Чернобыль»- по имени маленького украинского городка, рядом с которым находилась АЭС- атомная электростанция. 26 апреля 1986 г. один из четырех энергоблоков станции взорвался.
О том, почему произошло то, чего не должно было произойти никогда, как ликвидировалась грозная опасность, на каком участке борьбы удалось одержать победу, а где нет, рассказывает режиссер- документалист Валерий Новиков.


глава первая
в которой говорится о том, как я впервые услышал
слово "Чернобыль", о том, как разрушились мои планы,
о друзьях, ставших одной съемочной группой.


КАК МЕНЯЮТСЯ ПЛАНЫ
Был теплый весенний день — улицы уже очистились от снега, бежали веселые ручейки, в голубом-преголубом небе таяли белые облака. Город готовился к празднику. Повсюду вывешивали крас­ные флаги, большие портреты руководителей государства -- так тогда было принято.
В это прекрасное время, не то 27-го, не то 28-го апреля я впер­вые услышал по радио- сообщение о катастрофе на Украине. Было оно невнятным — что-то взорвалось на атомной станции, имел место частичный выброс радиации, принимаются меры.
В стране происходили крупные политические события. Самым популярным словом стало "гласность". Хватит говорить друг другу неправду или полуправду, давайте жить открыто и честно — при­зывали газеты. Пошел поток сообщений о событиях, ранее не пре­дававшихся огласке: там завалило шахту, там упал самолет. Не могу припомнить, чтобы сообщение о взрыве на Украине особенно вы­делялось из этого ряда. Никого оно, во всяком случае, не напугало. Ну, взорвалась станция, ну, починят.
Вскоре тон сообщений стал куда серьезней. Мало кому извес­тное раньше слово Чернобыль было у всех на устах. Телевиде­ние открывало выпуски новостей материалами о ликвидации ава­рии.
И все же... Мы-то жили в Сибири, и далекий Чернобыль, как думалось тогда, к нам никакого отношения не имеет и иметь не будет.
На Оби начался ледоход, и я со съемочной группой отправился в дальнее путешествие по великой сибирской реке. Фильм этот сту­дия снимала по заказу Центрального телевидения. По сути, это до­лжен быть рассказ не только о реке, но и о всей Сибири — ведь голубая лента Оби пересекает весь наш огромный край с юга на север.
Было много приключений — и веселых, и грустных. Мы пере­саживались с моторок на катера, с катеров на "Плотоводы", могу­чие суда-толкачи РТ и ОМ, ночевали на покачивающихся от волн деревянных пристанях-дебаркадерах и под брезентовой крышей палаток на островах, заросших сводящей скулы кислицей. Закан­чивалось увлекательное путешествие в Обской губе, где пресная речная вода перемешивается с соленой водой Ледовитого океана.
В начале августа мы возвратились домой и приступили к мон­тажу, записи музыки, диктора — всей той сложной и кропотливой работе, после которой фильм приобретает известный всем вид ру­лона кинопленки, упрятанного в металлическую коробку и ожи­вающего в кинопроекторе.
Работа спорилась, я уже строил новые планы — вот закончу фильм, немного отдохну, и снова в путь с кинокамерой. А что же Чернобыль? Дела там шли, судя по газетам, своим чередом, бли­зились к завершению. Нет, тогда еще мы не научились говорить полную правду. Хотя никому от неправды не становилось легче. Но так мы привыкли. Точнее, нас приучили.
Конечно, на студии знали, что в Чернобыль приезжают съемочные группы из Киева и Москвы. Немножко завидовали -кому же из киношников не хочется снять кадры для истории? Но поехать самим... Об этом даже и разговоров не было.
У каждой студии документальных фильмов есть своя геогра­фическая зона, территория, где она ведет съемки. У нас — Сибирь, у наших екатеринбургских коллег — Урал. Украина далеко, там сту­дия своя.
Но однажды пришло взбудоражившее всех известие. В Черно­быле находится большая группа сибиряков, которой руководит из­вестный новосибирский строитель Геннадий Дмитриевич Лыков. Начинается завершающая стадия ликвидации атомной аварии -сооружение специального укрытия над взорвавшимся реактором. Для того чтобы во всех деталях запечатлеть на кинопленке этот процесс, Геннадий Дмитриевич просит приехать в Чернобыль съемочную группу из Новосибирска.
Директор студии собрал всех и передал обращение из далекого Чернобыля.
- В приказном порядке посылать туда никого я не собира­юсь, — сказал он. — Работа в Чернобыле опасна и поедут только добровольцы. Если они есть, конечно, — добавил директор после некоторой паузы.
Он сомневался напрасно. Желающие немедленно отправиться на Украину тут же, конечно, отыскались.

НАША СЪЕМОЧНАЯ ГРУППА
Понятно, что ни одна съемка не может обойтись без кино­оператора. Его глазами зрители видят мир на экране. От того, что именно удастся ему "поймать" в объектив своей кинокамеры, во многом зависит успех будущего фильма.
Я был очень рад, что оператором чернобыльской группы стал мой хороший товарищ Виктор Гребенюк, настоящий мастер своего дела. У него большой опыт репортажных съемок — так называются съемки, которые ведутся непосредственно в момент события. По­этому их называют иногда событийными. Кроме кино для Виктора, кажется, ничего больше на свете не существует. Он жилист, неуто­мим и может часами таскать на себе кинокамеру и остальное тя­желое оборудование — аккумуляторы, сумку-кофр с объективами, штатив.
Без ассистента-помощника оператору обойтись трудно. Ведь кроме самих съемок у него целая куча других важных дел — заря­жать кассеты, следить, чтобы не иссякла энергия аккумуляторов,
постоянно что-то чинить, чистить. Протирать нежную оптику, так как невидимая глазом пылинка может испортить изображение.
Ассистента оператора зовут Сережей Шиховым. Он самый мо­лодой в нашей группе. Очень вежливый, немногословный. Внешне похож на знаменитого Д'Артаньяна — такой же высокий, строй­ный, красивый. Даже усики мушкетерские. Не это, конечно, глав­ное — мы же не собираемся снимать художественный фильм о ве­селых схватках мушкетеров с гвардейцами кардинала. Сергей — парень надежный, на него можно полностью положиться операто­ру, да и всем остальным.
Сценаристом, редактором у нас Виктор Андреевич Попов. Мне почему-то кажется, что он согласился бы ехать в любой другой должности, даже просто рабочим — перетаскивать тяжелые ящики с аппаратурой. Есть у него качество, которое можно назвать аван­тюризмом — в добром смысле слова. Он из тех людей, которые не ждут, когда с ними что-нибудь приключится, а сами приключения ищут. А кто ищет, как известно, тот всегда найдет.
Эти три человека и вылетели на Украину первыми.
Срочно закончив работу над фильмом об Оби, через неделю к ним присоединился режиссер. То есть я.

глава вторая
из которой можно узнать о первых впечатлениях от Киева, от природы украинско-белорусского Полесья, а также о том, как я встретился со своими друзьями-коллегами в Чернобыле.

КИЕВ. ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Чернобыльская беда случилась совсем рядом с главным горо­дом Украины, ее столицей Киевом. Жителям повезло, хотя это сло­во здесь не очень-то уместно. В ночь, когда взорвался реактор, ве­тер дул в противоположную сторону. Что было бы, если смерто­носные осадки накрыли многомиллионный город, трудно даже представить! И без того в первые дни после аварии приборы пока­зывали повышение уровня радиации, хотя и небольшое.
В городе началась паника. Тем более, что достоверной инфор­мации о случившемся не было. Росли слухи, один страшнее дру­гого. Люди бросились в аэропорты и на вокзалы.
Об этом я позднее узнал из рассказов киевлян. В августе, когда самолет приземлился в аэропорту Борисполь под Киевом, город жил вполне спокойно. Во всяком случае внешне.
Раньше мне не пришлось бывать здесь, и я с удовольствием глазею на окружающее из такси, которое везет меня в гостиницу.
Толпы людей на главной улице Крещатике, огромная очередь у входа в кафе "Вареники", катят трамваи, троллейбусы, автобусы. Близится осень. На каштанах — они растут здесь так же, как в Си­бири тополя и клены, — уже появились первые желтые листья.
Город действительно очень красив.
Ничего, решительно ничего не говорит о том, что совсем ря­дом, в каких-то полутораста километрах еще догорает гигантский ядерный костер.
В гостинице "Театральная" поселяют тех, кто едет по служеб­ным делам в Чернобыль или возвращается из него. Достаточно по­казать администратору командировочное удостоверение. Неожи­данность — селят совершенно бесплатно. Как-то непривычно.
Дежурная по этажу выдает ключ:
Пожалуйста... Не беспокойтесь — номер чистый.В каком смысле? — недоумеваю я. — Прибрано, что ли? - Ну, чистый — вы что, не понимаете?
Так я впервые сталкиваюсь с понятием из чернобыльского сло­варя. "Чистый"-значит, свободный от радиации. "Грязный" -- ра­диоактивный. Эти слова не однажды я еще услышу в Чернобыле. Чистая и грязная одежда, чистый и грязный дом. Новенькую, вы­мытую машину могут называть грязной, если она набрала невиди­мой радиации. Заляпанный жирной грязью из-под колес старень­кий "Москвич" -- чистый.
А как вы узнаете — чистый, грязный? — спрашиваю я у де­журной.
Так у нас же дозиметрист в штате! Он два раза в день обходит номера, измеряет...Рано утром, сквозь сон я слышу, как дежурная ругает кого-то:
-Сколько можно говорить, чтобы в грязной одежде не при­езжали из Чернобыля. Идите, переодевайтесь в чистую — не пущу в номер. Дезактивируй потом за вами!
В Киеве мне задерживаться не с руки, хотя и хочется побродить по незнакомому городу. Наша съемочная группа — Виктор Гребенюк, Сергей Шихов, Виктор Андреевич Попов — уже на месте, ждут меня. На попутном "Рафике" я еду в Чернобыль.

"В ЧЕРНОБЫЛЬ, НА ОТДЫХ..."
Сейчас такие слова звучат дико. Но было время, когда их про­износили всерьез и очень часто.
Места эти зовутся украинско-белорусским Полесьем.
Добраться сюда совсем несложно. Полтора-два часа на маши­не от Киева по прекрасной автостраде — и вы попадаете в мир цве­тущих вишен и яблонь, в кипени которых утопают чистенькие ук­раинские хатки — мазанки. Вспоминаются Гоголь, Тарас Шевчен­ко, воспевшие эту дивную красоту...
Тысячи людей когда-то устремлялись сюда в отпуск, на выход­ные. Скорее, скорее вырваться из пропахших расплавленным ас­фальтом и бензином улиц и площадей, вдохнуть полной грудью чистый, целебный воздух! Сколько грибов в сосняках! А какая зем­ляника спеет на прогретых полянах...
Эту землю полюбили аисты. Крупные гордые птицы вили свои гнезда-корзины на коньках крыш, на телеграфных столбах, на кры­шах водонапорных башен, в развилках деревьев. Наблюдать за ни­ми можно часами — как они прихорашиваются, как своим длинным клювом аист трогательно приглаживает перышки на крыльях аистихи, как они беззвучно срываются с места и планируют низко над землей к ближайшему болотцу с лягушками. Наступало время, когда из гнезда показывались разинутые клювики — тоже, впро­чем, немаленькие — аистиной детворы. Давайте, родители, корми­те!
По местным масштабам Чернобыль — поселок крупный. Со­бственно, потому и звался не поселком, а городом, районным цен­тром. Возраст имел солидный — упоминался в летописях еще семь веков назад.
Сельских мазанок-развалюшек в Чернобыле не встретишь. До­ма все больше деревянные, справные, ухоженные. Видно, что хо­зяева их очень любили. Моду завели — звать "художников", чтобы те прямо на стенах, над входами, рисовали масляными красками картины — белых лебедей, плавающих в голубых прудах, пятнис­тых оленей, пугливо выглядывающих из зарослей, красивых жен­щин, возлежащих на пышных перинах. Если честно — художественной ценности такие творения не имели, и музейные работники не стояли в очередь к владельцам с просьбой продать картину за любые деньги. Что поделаешь — у каждого свое представление о красоте...
Есть в Чернобыле и современные пятиэтажки, однообразные, как в любом городе. Здесь они от земли до верхних этажей увиты плющом и диким виноградом, на каждом балконе — настоящая цветочная клумба.
При каждом доме — садик. А как же иначе! Земля родит сама по себе, без всякой химии. Ткни, говорят, оглоблю — телега вы­растет!
Рядом — река Припять. Вода в ней бурая, почти коричневая -от того, что большую часть пути проделывает среди полесских тор­фяных болот. Впадает Припять совсем неподалеку от Чернобыля в Днепр.
И еще о Киевском водохранилище надо обязательно упомя­нуть. Оно искусственного происхождения. Как говорили одно время — рукотворное море.
Все здесь было. И леса, и поля, и реки, и даже море свое.
Живи да радуйся, человек...
Правда потом, уже после взрыва, вспомнили древнюю легенду, связанную с этими местами. Будто, покорив Киев, войско непо­бедимого хана Батыя пошло войной дальше. Перед этим гадалка по имени Черная Ворона предупреждала хана — поверни назад, по­гибнешь. Но хан не послушал ворожею. На том самом месте, где сейчас стоит атомная электростанция, конница Батыя увязла в не­проходимых болотах. Ржали кони, страшно кричали люди, погибая в трясине. Потом еще не одно столетие звались эти места "Крычали болота", пока не исчезла топь. Вырос на этом месте сосновый бор, но легенда жила в людской памяти.
Но вот предсказание уже не Черной Вороны, а современных ученых, занимающихся космо-физикой - наукой, -изучающей, в частности, связь земных процессов с планетарными, космически­ми явлениями. Они также установили, что район Чернобыля -место нехорошее, всякое здесь может случиться.
Причем, что важно, слова эти были произнесены до 26 апреля 1986 года. Задним умом, говорит пословица, мы все крепки...
...Все это я знал раньше — из книг, рассказов людей, побы­вавших в этих дивных местах. А теперь сам вижу их через стекла машины.
На выезде из Киева пост ГАИ останавливает все машины. Про­веряют документы у водителей и пассажиров. Я показываю командировочное удостоверение, в котором указан пункт назначения — Чернобыль. Этого для въезда в Зону достаточно. У моих сопровож­дающих, шофера постоянные пропуска. "Чтобы лишние люди не ехали", — объясняет водитель. Интересно — кому туда понадобится без дела? "Сами увидите... Народ у нас разный. Там же все брошен­ное стоит, считай без охраны".
Машины в сторону Чернобыля пропускают без задержек. От­туда осматривают и заставляют проехать через особые воротца -полосатые стойки, в которые вмонтированы дозиметры. Если ма­шина "грязная" •- вы уже знаете, что это такое, — она "зазвенит". Раздастся звуковой сигнал, свидетельствующий о том, что кузов или колеса где-то "нахватали", стали радиоактивными. Такие ма­шины в Киев не пускают, никакие уговоры на строгих гаишников не действуют.
Легковых машин на трассе мало.
В основном — тяжелые грузовики, фургоны. Много военной техники.
Первые деревни за Киевом живы — бегают дети, распахнуты окна, открыты магазинчики. Даже свадьбу в одном селе играют -за веселым гармонистом вышагивают разряженные жених с невес­той и гости.
Но вот наступает момент, когда мы въезжаем в пустое село. За­биты окна, заросли крапивой калитки домов. Людей нет. Лишь одна глупая собака провожает лаем проезжающие по трассе маши­ны.
— Зона, — выдыхает водитель "Рафика".

КТО КОГО?
На подъезде к Чернобылю, примерно за километр-полтора до дорожного знака, обозначающего городскую черту, стоит на обо­чине скульптурная группа, своего рода монумент.
Здесь был поселок племзавода — хозяйства, выращивающего племенных телочек и бычков. Дела шли, как видно, неплохо. До­бротные домики, чистые асфальтированные улочки, садики за ак­куратными заборами из штакетника. Сельчане даже позволили себе роскошь пригласить мастеров, чтобы те создали, так сказать, художественный образ передового хозяйства.
Скульптура удалась.
Авторы изобразили атлета, изо всех сил удерживающего за рога могучего быка. Клубки вздувшихся мышц выдают огромное напряжение юноши. Бык мощно изогнул шею, пытаясь вырваться и рас­правиться с обидчиком. Чтобы не упасть, человек широко расста­вил ноги, изо всех сил упираясь ступнями в бетон постамента. У быка хищно раздуты ноздри и даже, если включить воображение, видятся налитые кровью бешеные глаза...
Кто кого?
То ли бык одним рывком освободится от мертвой хватки — и тогда горе тебе, человек...
То ли, увидев тщетность усилий, животное подогнет ноги и по­корно склонится перед повелителем...
Отсюда до разрушенного энергоблока Чернобыльской АЭС около двух десятков километров.

ШТАБ В АВТОВОКЗАЛЕ
Где же в Чернобыле искать моих товарищей?
- А вы спросите на автовокзале, — советуют попутчики.
В маленьком украинском городке, название которого теперь знает весь мир, нет ни железнодорожной станции, ни аэропорта.
Зато автовокзал — просто замечательный! В свое время черно­быльцы законно им гордились. Просторное двухэтажное здание современной постройки с залом ожидания, буфетом, кассами, слу­жебными помещениями. Рядом большая асфальтированная пло­щадка — стоянка автобусов. На случай дождя — навес.
Легко представить, каким оживленным когда-то было это место. Из соседних сел приезжали в Чернобыль за покупками, на рынок — продать ведро-другое черешни, вишни, яблок, клубники. Старожилы рассказывают, что цены на эти дары щедрой земли бы­ли просто копеечными... Спешили отпускники — уехать автобуса­ми в Янов и Тетерев, где находятся железнодорожные станции. Те, кому по делам нужно было в Киев, тоже сначала направлялись сюда. Более живого и бойкого места не сыскать!
Опустел Чернобыль — замер и автовокзал. Ветер безжалостно сорвал со стенда расписание движения. Пожелтела вывешенная га­зета. Дожди смыли с асфальта квадратики брошенных билетов, обертки от мороженого.
Правда, затишье длилось недолго. В Чернобыль начали под­тягиваться первые отряды строителей. Размещали их в палаточных городках, в пустующих пионерлагерях. Срочно требовалось найти подходящее помещение для штаба ликвидации аварии.
Тут и вспомнили об автовокзале. Он был относительно чист. В ночь взрыва плотно закрытые окна и двери не пропустили ра­диацию внутрь помещения. Для надежности, конечно, все тща­тельно вымыли и выскребли.
Кое-что пришлось спешно перепланировать. Разгородили фойе, поставив фанерные перегородки. В кабинеты провели теле­фоны, по которым можно было моментально связаться с любым городом страны. Зал ожидания отдали проектировщикам. Они пос­тавили столы и кульманы — чертежные доски, разложили рулоны бумаги. Пригодились ячейки автоматических камер хранения – это, же готовые сейфы!
У входа занял место часовой. Стоял он просто для порядка. Ни­кого из посторонних в Чернобыле не было, так что и задерживать было некого. Перед дверями постоянно текла вода, обмывая бо­тинки входящих — чтобы не натащили радиации. Ведь в штаб мно­гие приезжали прямо с разрушенного блока.
Организация, которой были поручены строительные работы, получила название УС-605. Никакого отношения ни к усам, ни к бороде это название, само собой, не имело. УС — Управление стро­ительства. 605 — порядковый номер.
Искать друзей мне не пришлось. Первый человек, которого я увидел, выйдя из машины перед автовокзалом, был Виктор Гребенюк. Он стоял рядом с треногой, приникнув к визиру кинокамеры. Снимал, как садились в автобусы строители, отправлявшиеся на вахту. Лица у всех были наполовину закрыты повязками-респираторами. Подошли Сергей и Виктор Андреевич. Мы обменялись ру­копожатиями.
- Одевай респиратор, чтобы не глотать всякую гадость, — про­тянул мне Виктор пакет, — и вон в том вагончике переодевайся. Одежда зазвенит — в чем назад поедешь?
Геннадий Дмитриевич Лыков, по приглашению которого мы приехали в Чернобыль, сначала посоветовал киногруппе — это уже рассказывал мне редактор — поселиться на одной из баз строителей в пионерлагере "Сказка". Место это достаточно чистое, но... Сорок километров туда, сорок обратно — два с лишним часа в день, счи­тай, вылетает. Тогда предложили жилой блок — вагончик рядом со штабом, прямо на площадке автовокзала. На том и порешили. Те­перь это наш чернобыльский "дом".
Вечером мы сидим в своем новом жилище, основательно за­громожденном съемочной аппаратурой, пьем крепчайший чай, за­варенный кипятильником-завитушкой прямо в граненых стака­нах.
Друзья расспрашивают о студийных новостях — прошла уже неделя со дня их отъезда из Новосибирска. Но в основном разговор крутится, конечно же, вокруг первых чернобыльских впечатлений. У Виктора горят глаза. Мечта любого оператора — снимать людей, которые живут своей жизнью, не позируют, не обращают внима­ния на стрекочущую камеру. Здесь именно так и обстоит дело.
- Давайте отдыхать, — предлагает Виктор Андреевич. — За­втра вертолет, не забывайте.
Каждое утро руководители стройки облетают место главной работы — разрушенный блок — на вертолете, чтобы с воздуха луч­ше увидеть и оценить складывающуюся обстановку. Нас берут на борт, чтобы снять панораму АЭС с воздуха. Такие кадры всегда вы­глядят очень убедительно.
Несмотря на то, что день переполнен впечатлениями, ночью мне ничего не снилось. От усталости спал как убитый.

СТАНЦИЯ С ПТИЧЬЕГО ПОЛЕТА
Вертолетная площадка — ее называют также красивым словом "вертодром" — находится на полпути между Чернобылем и атомной электростанцией. Вся эта дорога протяженностью около восемнад­цати километров. До города энергетиков Припяти еще ближе, каких-то пять километров. Строители были настолько уверены в безопасности "атомки" - так запанибратски зовут АЭС местные жители — что поставили ее буквально по соседству с густонаселен­ными жилыми кварталами.
На площадке стоят три вертолета МИ-8. Изогнувшись краси­вой дугой, повисли лопасти. Мне все время кажется удивительным, как такая тяжелая и неуклюжая машина может подняться в воздух. Но ведь и майский жук также кажется существом, неприспособ­ленным для полета. Более того, ученые выяснили, что его вес, стро­ение крыльев теоретически исключают даже возможность отрыва от земли. А он летает! И не теоретически, а вполне практически.
Около одной "восьмерки" возятся техники. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что на этой винтокрылой ма­шине нам предстоит подняться в воздух.
Мы выгружаем из машины нашу аппаратуру. Виктор и Сергей проверяют камеру, аккумулятор — все в порядке.
Подходят вертолетчики. Командир, среднего роста, крепко сбитый, молодой — лет тридцати. Он протягивает руку: - Владимир Воробьев. Можно просто Володя.
Пока не подъехали руководители из штаба, стоим в сторонке, разговариваем. Володя коротко рассказывает о себе ~ закончил училище, воевал в Афгане, награжден орденом. Воинское звание -капитан. Уже месяц в Чернобыле. Опасно? Наверное, об этом ни­кто не думает. Радиация над местом взрыва сумасшедшая. Первое время подкладывали под сидения свинцовые листы, чтобы излу­чение "не прошибало". Так и сказал — не прошибаю, как о чем-то обычном, вроде холодного ветра. Потом свинец выбросили — тя­желый, надо возить грузы.
Такой вот незначащий разговор состоялся. Если бы знать тог­да... Что именно — расскажу позже.
Подъезжают два "газика" с начальством.
Залазим в пузатое чрево "восьмерки". Летчики некоторое время крутят лопасти, не отрываясь от земли.
Вертолет поднимается в воздух. Все приникают к круглым пластиковым окнам. Слово "окна" для воздушной машины какое-то... обидное, поэтому пилоты зовут их по-своему — блистеры.
Чем выше поднимаемся над землей, тем шире панорама от­крывается взгляду.
Какой же зеленый городок — Чернобыль! Отдельные дома про­сто скрываются в зарослях деревьев, только крыши и видны. Бе­лоснежная, устремленная куполами к небу церковь. Дорога, по ко­торой мы сюда добирались. Поток машин с совсем маленькими промежутками. А что за светлая полоска на горизонте? Киевское водохранилище, огромный резервуар, снабжающий водой столицу Украины. Сосновый бор... почему же отдельные участки не темно-зеленые, как положено, а рыжие? Да, радиация.
Как-то неожиданно вплывают в кадр серые кубы, раскрашен­ная в красные и белые полосы вентиляционная труба... Черно­быльская АЭС! На крыше лежат гигантские буквы, украшавшие, как видно, раньше центральный вход - "имени Ленина". После взрыва сняли — посчитали неудобным, да на крыше и бросили. Их можно увидеть только с воздуха.
Только теперь я понимаю, насколько точное слово употребля­ют, говоря о картине взрыва — развал.
Именно развал! Снесенная крыша, невероятная мешанина об­ломков строительных конструкций — стен, опор, покореженного железа. Трудно представить, какая сила нужна, чтобы разрушить материал, считающийся своего рода воплощением прочности и мо­нументальности — бетон. Писали, что взрыв сорвал и поднял в воздух многотонную крышку, закрывавшую реактор. Раньше не вери­лось, но теперь я воочию вижу, что такое действительно было...
На площадке перед разрушенным блоком скопление техники. Один за другим подъезжают бетоновозы — отсюда они кажутся ма­ленькими, со спичечный коробок. А вон виден бегущий человек. Еще один — тоже бежит. Ясно — чем меньше находишься перед развалом, тем меньше облучишься.
Виктор, открыв блистер — получили на это разрешение еще на земле, — снимает, снимает... Сергей едва успевает подавать кас­сеты — в каждой пленки только на две минуты.
Строители, не отрываясь от блистеров, обмениваются репли­ками - "Так, первая стенка встала... куда же он бетон качает?!, кран надо ближе подогнать...", делают пометки в блокнотах.
Захваченный зрелищем, я как-то не думаю, что вертолет, и мы в нем находимся сейчас в восходящем потоке мощного излучения, большем даже, чем на земле.
Вдруг Виктор показывает знаками — встала камера. Странно, ведь как будто все проверили.
— Да это у вас аккумуляторы, — кричит, перекрывая шум мо­тора, один из строителей. — Радиация батареи вмиг разряжает!
Вертолет делает последний вираж над станцией и удаляется в сторону посадочной площадки.